АВТОБИОГРАФИЯ АРХИЕПИСКОПА АНТОНИО МАРИИ КЛАРЕТА

Предисловие к изданию Автобиографии на русском языке

Открыть сердце повествованию о жизни другого человека всегда означает обогатиться новым опытом, зачастую захватывающим. Описанные события и тот отклик, которые они вызвали в сердце этого человека, становятся для нас, принимающих с большим уважением дарованное нам свидетельство, подлинным посланием жизни.

Антонио М. Кларет написал рассказ о собственной жизни только потому, что его попросил об этом человек, который был глубоко ею воодушевлён, и горячо желавший, чтобы она продолжала служить источником вдохновения для многих людей. Ему было нелегко исполнить такую просьбу, и он решился на это исключительно потому, что тот, кто его просил — о. Шифре — на тот момент являлся настоятелем Конгрегации, созданной самим же о. Кларетом. В своей Автобиографии, Антонио М. Кларет, оставил нам живое свидетельство тех событий и того опыта, которые отразились на его жизни и определили его неустанную миссионерскую деятельность.

Необходимо учитывать исторический контекст, в котором протекала жизнь о. Кларета. Положение Испании в XIX веке является исходным пунктом для понимания его мыслей и значения всего того, что он предпринял для возвещения Евангелия. Культура его родной Каталонии — региона на северо-востоке Испании, где он родился и был воспитан — отметит его характер, свойственными ей, уравновешенностью и реализмом. Неустанно проповедуя в Каталонии и на Канарских Островах, он открывает насущную необходимость в том, чтобы помочь людям вновь обрести своё христианское самосознание, что являлось необходимым шагом для восстановления социальной структуры, исходя из истинных человеческих ценностей. Опыт служения о. Кларета на Кубе позволит ему заново переосмыслить положение бедных и откроет важность всестороннего подхода к задачам евангелизации. Покушение, жертвой которого он стал в Ольгине (Куба), и преследования, которым подвергся в Испании, помогли о. Кларету возрасти в абсолютной преданности ко Христу и той миссии, которую Он ему доверил. Годы, которые по поручению Папы он должен был посвятить духовному руководству королевы Испании, позволили ему понять изощрённые уловки и интриги, сопровождавшие сильных мира сего, которые, зачастую, были ведомы больше личными интересами, чем заботой о благе народа.

Жизнь о. Кларета, как и любого человека, имела свои светлые и мрачные периоды. Чтение Автобиографии поможет нам убедиться в этом. Необходимо стать спутником о. Кларета, чтобы воспринять всю силу свидетельства, которая нам предлагается.

Очень важно понять глубинные движущие силы, которые направляли жизнь о. Кларета и по-разному проявлялись на различных её этапах. Чтение Автобиографии делает нас сопричастными духовному опыту челока, всецело отдавшегося водительству Слова Божия, который сильнейшим образом ощущал призвание посвятить свою жизнь возвещению Евангелия, и увлекшего за собой множество людей для продолжения начатого им дела. Автобиография позволит нам заглянуть во внутренний мир человека, и увидеть, как Дух Господа ведёт его к новым горизонтам святости и апостольского служения.

Я несказанно рад, что христиане России тоже смогут почерпнуть из этого духовного источника, каковым является Автобиография Святого Антония М. Кларета. Очень признателен кларетинам России за усилия, которые они приложили для перевода этого текста, тем самым предоставив возможность многим людям углубить свой христианский опыт приобщением к духовному пути этого Святого Миссионера.

Рим, 10 ноября, 2005 г.

Джозеп-Мария Абелья,

Генеральный Настоятель Конгрегации Миссионеров Кларетинов.

БИОГРАФИЯ АРХИЕПИСКОПА АНТОНИО МАРИИ КЛАРЕТА

ВВЕДЕНИЕ

1. Отец Хосе Шифре, Настоятель Конгрегации Миссионеров Сыновей Сердца Пресвятой Девы Марии неоднократно обращался ко мне устно и в письмах с просьбой написать биографию моей малозначимой персоны, я постоянно отказывался и так и не решился бы, если бы мне не приказали. Что я и делаю, лишь повинуясь, и послушно говорю о том, о чём хотелось бы умолчать; всё это во славу Бога и Пресвятой Девы Марии, моей нежной Матери и к моему, жалкого грешника, смущению.

2. Я разделю эту биографию на три части. Первая часть рассказывает, в основном, о том, что произошло со мною с момента рождения вплоть до отъезда в Рим (1807-1839).

Вторая часть содержит всё, что касается периода миссий (1840-1850).

В третьей — всё наиболее значимое с момента рукоположения в архиепископы и доныне (1850-1862).

Примечания

1.1. Отец Хосе Шифре (1817-1899), один из основателей Конгрегации Миссионеров Сыновей Непорочного Сердца Пресвятой Девы Марии и её третий генеральный настоятель (1858-1899). Отец Шифре также был духовным наставником Святого и, на этом основании, сначала попросил, а затем (1861) велел Кларету написать автобиографию.

1.2. Кажется, что некоторые мысли, высказанные Кларетом, противоречат этой ноте смиренности. Исповедник Кларета во время процесса беатификации отвечал на это замечание следующим образом: «Кто также хорошо знаком со Слугой Божиим, тот легко поймёт, прочитав упомянутые записки, что он сказал не всё, о чём мог бы сказать, желая, таким образом, выполнить распоряжение лишь из чувства послушания, оставаясь верным своему глубокому смирению».

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

ГЛАВА I. О ПРОИСХОЖДЕНИИ И КРЕЩЕНИИ

Я родился в деревне Саллент, расположенной в вблизи города Манресы, епархии Вик в провинции Барселона. Мои родители Хуан Кларет и Хосефа Клара — добродетельная и богопослушная семейная пара, любившие молиться перед Пресвятыми Дарами и Пресвятой Девой Марией.

Меня крестили в купели крестильни приходской церкви Святой Марии в Салленте 25 декабря 1807 года, в день Рождества Господня, хотя в приходской метрической книге указан 1808 год, поскольку с этого дня начался отсчёт нового года, и моя запись является первой записью, произведённой в 1808 году.

Меня нарекли Антонио Адхуторио Хуаном. Моим крёстным был брат матери по имени Антонио Клара, по желанию которого меня назвали Антонио. Моей крёстной стала сестра моего отца по имени Мария Кларет, бывшая замужем за Адхуторио Канудасом, в честь которого я получил своё второе имя. Хуаном я был назван в честь моего отца. А после обращения к Святой Марии я добавил к своему имени святое имя Марии, потому что Святая Мария — моя Мать, моя Крёстная, моя Госпожа, моя Духовная Наставница. Она для меня — всё, что есть после Иисуса. Таким образом, моё полное имя звучит как Антонио Мария Адхуторио Хуан Кларет и Клара.

Нас было одиннадцать детей — шесть мальчиков и пять девочек, которых я перечислю по порядку их рождения:

1) Сестра Роза, родившаяся в 1802 г., была замужем, затем овдовела, Всегда отличалась трудолюбием, честностью и набожностью. Она любила меня больше всех.

2) Сестра Марианна родилась в 1802 г. и умерла в возрасте двух лет.

3) Брат Хуан (1804), унаследовавший всё состояние.

4) Брат Бартоломео (1806) умер в два года.

5) Я был пятым среди детей (1807-1808).

6) Сестра (1809), умершая вскоре после рождения.

7) Брат по имени Хосе (1810), имевший в браке двух дочерей, которые были сёстрами милосердия кармелитского ордена Любви или терциарками.

8) Брат по имени Педро (1813), умерший в возрасте четырёх лет.

9) Сестра Мария (1815) также была сестрой-терциаркой.

10) Сестра по имени Франсиска (1820) умерла в возрасте трёх лет.

11) Брат по имени Мануэль (1823), умерший в возрасте тринадцати лет в Вике.

Примечания

3.1. Существуют противоречивые интерпретации фразы касательно метрической записи о дате рождения — 23 или 24 декабря 1807. Наиболее приемлема и доказана версия, считающая днём рождения Кларета 23 декабря (Ср. Autob., n. 3 n. 1, BAC).

.2. Саллент находится в 51 километре от Барселоны. Во времена детских лет Святого в Салленте было около 2.000 жителей. Там существовали многочисленные текстильные фабрики семейного типа. Сила реки Лобрегат, которая протекает через посёлок, и трудолюбие уроженцев Саллента дали толчок для постоянного роста производства. Святой пожелал запечатлеть на своём гербе епископа символы родных мест — мост и реку: «Мост, река и водопад символизируют мою родину — Саллент; мой отец родился на одном берегу реки, а мать — на другом, и это символизирует солнце — Кларет и луну — Клара» («Epistolario», carta 145).

3.3. Хуан Кларет Шамбо (22.12.1774 — 11.04.1854) был ткачом, как и его предки. Хосефа Клара Родореда (10.09.1771 — 25.10.1842) родилась в крестьянской семье.

5.1. Имя «Мария» Кларет добавил к имени «Антонио» при рукоположении в епископы (06.10.1850) и поместил анаграмму на гербе: «Имя Марии означает мою духовную природу, поскольку Мария — моя Мать, Мария — покровительница приходской церкви, где я был крещён. Мария спасла меня в мои юные годы из волн морских, и т. д. («Epistolario», carta 145).

6.1. У Розы (1800-1874), бывшей замужем за Хосе Мантанолой, было четверо детей. Это она сопровождала Антонио в Фусиманью (Ср. n. 49).

6.2. Хуан (Ср. n. 80).

6.3. Хосе (1810-1870) был женат на Мануэле Сола и владел фабрикой в Олосте. У него Кларет останавливался во время приезда в Олост. Две дочери Хосе — Долорес и Мария были сёстрами-кармелитками.

6.4. Мария (1815 — 1894) жила вместе с Антонио во время его служения в приходе Саллента. Когда он полностью посвятил себя апостольской жизни в 1843, она стала кармелиткой, исполняя там обязанности воспитательницы молодых сестёр. Она выступила во время информационного процесса в Вике и оставила многочисленные подробности описания характера и добродетелей Кларета в годы обучения в семинарии и служения священником.

ГЛАВА II. О ПЕРВЫХ ГОДАХ ЖИЗНИ

7. Божественное Провидение всегда охраняло меня как-то по — особенному, как мы увидим на этом и последующих примерах. Моя мать всегда вскармливала детей сама, но, по состоянию здоровья, не смогла кормить меня; меня отдали кормилице из того же посёлка, у которой я находился днём и ночью.1 Хозяин дома, выкапывая погреб, сделал слишком большую яму, и однажды ночью, когда меня не было в доме из-за проводящихся работ, стены рухнули, и дом провалился, погребя мою кормилицу, хозяйку дома, и её четверых детей. Если бы в тот день я находился в доме, я бы разделил их судьбу. Благословенно Провидение Господне! Как же я должен благодарить Пресвятую Марию, Которая защитила меня в детстве от смерти, а позже спасала из других затруднительных положений. Моя благодарность слишком мала!

8. Самые ранние воспоминания о себе я храню примерно с пяти лет. Я помню себя лежащим в кровати в спальне (а я всегда был любителем поспать), размышляя о вечности. А думал я о том, что значит «всегда, всегда, всегда», представляя себе огромные расстояния; я шёл дальше в моих представлениях и, не видя предела, трепетал и размышлял следующим образом: «Как же несчастны те, кто идёт в вечность с виной, закончатся ли когда-нибудь их страдания? Неужели не будет конца их мукам? Горе им, всегда, всегда им придётся страдать!»

9. Это огорчало меня, поскольку я по-настоящему сострадаю людям. И эта мысль о муках вечных настолько запечатлелась в моей душе, что те ростки, зародившиеся во мне при мысли об этом, есть то, что навсегда осталось со мной. Эта мысль повлияла сильнейшим образом на моё становление и до сих пор заставляет меня идти дальше, пока я живу, обращая грешников, выступая с амвона, исповедуя или с помощью книг, гравюр, листовок, семейных бесед и т. д.1

10. Дело в том, что я, как уже говорил, в сердце своём — человек довольно чувствительный и сострадающий, и не могу видеть несчастья, не сочувствуя им. Я бы лишил рот свой хлеба, чтобы отдать этот хлеб бедняку, я бы даже не поднёс хлеб этот к моему рту, чтобы сохранить его и отдать, когда попросят. Я с сожалением трачу что-то на себя, помня о страждущих. И если эти непродолжительные телесные страдания оказывают на меня такое воздействие, остается только догадываться о том, что происходит в сердце моём при мысли о вечных адских муках, грозящих не лично мне, а тем, кто сознательно живет в смертельном грехе.

11. Я говорил себе много раз: вопросом веры является то, что небеса существуют для хороших, а ад — для злых, что муки адские будут вечными, что достаточно только одного греха смертного, чтобы облечь душу на вечные страдания из-за того безграничного порока, который может оскорбить Бога Всевечного. Чётко установив эти принципы, мы видим, с какой лёгкостью совершается грех, как будто для развлечения и со смехом выпивается стакан воды. И, видя толпы грешников, которые продолжают совершать смертельный грех, ступая на путь смерти по дороге в ад, не могу успокоиться. Мне нужно продолжать свой путь и продолжать кричать, и я говорю себе:

12. Если бы я увидел человека, падающего в колодец или в костёр, уверен, что побежал бы и закричал, чтобы предупредить и предостеречь его от падения. Разве могу я дать упасть другому в бездну или огонь адский?

13. Не могу понять как другие священники, разделяющие те же ценности что и я, не увещевают и не предотвращают людей от падения в ад.

14. И, напротив, восхищение моё вызывают те миряне — мужчины и женщины, которые веруют и не кричат о вере своей. И я говорю себе: если ночью в одном из жилищ разразится пожар, а остальные обитатели будут спать и не заметят опасности, неужели тот, кто первым заметит пламя, не закричит и не побежит по улицам с криком: «Пожар! В этом доме пожар!» Почему же не кричать об огне адском, чтобы пробудить стольких, кто погружён в сон греха, чтобы проснуться уже в пламени огня адского?

15. Эта мысль о несчастьях вечных, зародившаяся во мне в возрасте пяти лет, и живущая во мне сей день,1 мысль, которую с помощью Господа я не оставлю никогда, есть средство и стимул моего благочестия, направленного на спасение душ.

16. К этому желанию со временем добавилось ещё одно, о котором я скажу далее. Мысль о том, что грех не только приводит к гибели моих ближних, но и, прежде всего, оскорбляет Бога — моего Отца.1 Эта мысль разрывает моё сердце на части от горя и заставляет меня бежать подобно… И я говорю себе: «Если греховный поступок приводит к мукам вечным, то предотвратить этот грех — значит предотвратить бесконечные оскорбления, наносимые моему Богу — моему доброму Отцу».
 

7. Если бы у какого-то сына был очень хороший отец, и этот сын увидел, что его отца так или иначе мучают, неужели он бы не защитил его? Если бы он увидел, как его невинного отца истязают, то неужели бы он не приложил все возможные усилия, чтобы освободить его, если бы это было в его силах? Тогда что должен сделать я, чтобы защитить честь моего Отца, Которого с такой лёгкостью оскорбляют и ведут невинного на Голгофу, чтобы вновь распять Его за грех, как говорит об этом святой Павел? Не будет ли моё молчание преступлением? Не будет ли означать это отстранение от попыток сделать всё возможное?.. О, мой Бог! О, мой Отец! Дай мне силы предупредить всех грешных или хотя бы одного, даже если при этом меня разорвут в клочья!

Примечания

7.1. «С точки зрения человеческого любопытства интересно узнать, что в течение долгого времени в детстве он жил среди чужих людей, что, возможно, повлияло на его характер. Та покорность, удивлявшая всех, то выраженное чувство послушания и уважения … могут являться последствиями тех времён переездов, непонимания, часов, когда ему приходилось чувствовать себя самым маленьким». Josefina Lerena Acevedo de Blixen, «Alto camino», (Montevideo, 1955), p. 10.

9.1. Святая Тереза написала эти слова в книге, описывающей её жизнь, и Святой Антонио Мария Кларет пометил эти слова в экземпляре книги из своей библиотеки, и в этом же возрасте он постоянно повторял эти слова: «навсегда, навсегда». Безусловно, эффект, производимый на него этими словами, шёл на благо его личности: «Я бы осталась навсегда ребёнком, ступив на дорогу правды». На Антонио в детском возрасте это произвело апостольское воздействие. Прекрасно сказал его первый биограф, что он стал апостолом, прежде чем повзрослел. (Aguilar, F. «Vida», р. 15).

13.1. Чтобы наполнить жизнь рвением, необходима не только вера, но и, прежде всего, особая сила Святого Духа.

15.1. «В те годы я очень часто размышлял о вечности, и эти мысли производили на меня большее впечатление, чем сейчас» (Claret, «Reseña, Escritos,» р. 446).

16.1. В зрелые годы своей апостольской жизни Кларет излагает мотивы для апостольского рвения согласно объективной градации, в которой слава Божия и любовь к Отцу превалируют перед желанием сделать счастливыми своих близких (Ср. n. 203 y ss.).

ГЛАВА III. О ПЕРВЫХ УСТРЕМЛЕНИЯХ

18. К смущению своему скажу о себе словами автора книги Премудростей (Притч 8, 19): «Я был отрок даровитый и душу получил добрую». Это значит, что я получил от Бога добрые задатки и нрав, лишь как проявление доброты Его.

19. Вспоминаю тот страх, который испытывали все во время войны за Независимость (1808-1814) перед французами. Его можно объяснить теми поджогами, которые французы устроили в городке Манреса и деревне Калдерс, расположенных вблизи Саллента.1 Услышав о приближении французских войск, все жители пускались в бегство. Я помню, что во время первых таких случаев бегства меня несли на плечах, но позже, когда мне было уже четыре или пять лет, я уже шёл сам, ведя за руку моего деда, Хуана Клара, отца моей матери.2 Поскольку все происходило ночью, а дед уже почти ослеп, я предупреждал его о препятствиях на пути с таким терпением и любовью, что бедный старик был очень растроган тем, что я не бросал его и не убегал вслед за другими братьями и сёстрами, оставлявшими нас в одиночестве. И вплоть до самой его смерти я испытывал по отношению к нему любовь, и, даже, не только к нему одному, но и ко всем старикам и немощным.

20. Я не мог терпеть, если кто-либо издевался над кем-то из них. Хотя дети часто смеются над немощными, я не мог не помнить о том наказании, которое Бог послал детям, насмехавшимся над Елисеем.

Кроме того, вспоминаю одного старика, приходившего в храм, которому я с большим удовольствием уступал место; стариков я всегда приветствовал и проходя по улицам, а если мне представлялась возможность побеседовать с кем-либо из них, то это было для меня величайшим удовольствием. Это было угодно Богу, чтобы я прислушивался к тем советам, которые мне давали старые люди…

21. О, мой Бог, какой Ты Добрый! Сколько в Тебе милосердия по отношению ко мне! Если бы Ты одарил кого-нибудь другого такой же благодатью, какую получил я, насколько сильнее была бы его благодарность! Любовь, которую я испытываю, дана мне Твоей чудесной милостью!

Примечания

18.1. Господь даровал Святому Антонио Марии Кларету, нрав, наилучшим образом соответствующий его апостольскому предназначению: конкретное мышление преобладало в нём над абстрактным; он обладал незаурядной силой воли, оптимизмом и уверенностью в своих начинаниях, способностью с лёгкостью приспосабливаться к жизненным обстоятельствам… По темпераменту он был сангвиником-холериком, уравновешенным и деятельным (Ср. J. Puigdesens,»Espíritu…», p. 405; 145).

19.1. Манреса расположена от Саллента в трёх часах езды верхом, а от Калдерса — в шести часах езды. Манреса была занята и сожжена французами в 1810 и 1811 годах. В 1812 французы вернулись опять, и эти налёты вспоминает Святой, которому тогда было немногим более четырёх лет.

19.2. Хуан Клара Регуант (1738-1814). В тот момент ему было семьдесят четыре года.

20.1. 2 Цар 2, 23-24.

20.2. Кларет советовал Миссионерам в Конституции Конгрегации от 1857 г. чтобы самые молодые из них выходили на прогулки со стариками. А в «Правилах для священников, живущих в общинах» он говорил: «…юноше не хватает здравого смысла, а старику не хватает сил. Соедините двоих и обретёте искомое в каждом из них».

22.1. Он был выпускником университета в Сервере и учителем Антонио в начальной школе. (Ср. N. 45).

ГЛАВА IV. НАЧАЛЬНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ

22. Едва мне исполнилось шесть лет, мои дорогие родители отправили меня в школу. Моим первым учителем был Дон Антонио Паскуал1 — очень деятельный и набожный человек, который никогда не наказывал меня, ни даже упрекал, хотя я и старался не давать ему повода. Я всегда старался быть пунктуальным, занятий не пропускал, а к урокам готовился тщательно.

23. Катехизис я заучивал столь тщательно, что без единой ошибки цитировал любой отрывок с начала до конца. Трое других учеников учились столь же прилежно, и господин учитель представил нас настоятелю прихода, которым на тот момент был Доктор Дон Хосе Амиго.1 Этот господин нас заставлял декламировать хором катехизис все последующие воскресные дни. Мы прекрасно справлялись с данной задачей в присутствии прихожан в церкви в вечернее время. В подарок каждый из нас получил по красивому образку, которые мы храним по сей день.

24. Когда я уже достаточно хорошо знал катехизис, мне поручили читать «Компендиум Священной Истории»1 Пинтона. Прочитанное мною и, то, что мне объясняли, настолько запечатлелось в моей памяти, что впоследствии я пересказывал и ссылался на прочитанное без малейшей путаницы.

25. Кроме прекрасного первого учителя, который, безусловно, стал для меня великим даром небесным, мои родители также были чудесными людьми. Вместе с учителем они формировали моё понимание мира в свете правды. Они наставляли моё сердце при помощи Религии и всех добродетелей. Наш обед, как правило, начинался в четверть первого, и после обеда отец заставлял меня читать какую-нибудь духовную книгу. А по вечерам мы проводили какое-то время за столом, слушали наставления отца, пока не наступало время отдыха.

26. Несмотря на юный возраст, я прекрасно понимал всё, что мне говорили и объясняли мои родители и учитель. Вот чего я не понимал, так это диалога из Катехизиса, который я с выражением декламировал как попугай. Я его помню до сих пор, так как заучил его наизусть. Однако с течением времени, как бы сам по себе, для меня открывался его смысл и те великие истины, которые я неосознанно повторял. И эти истины говорили мне: «Это означает то-то и то-то. Какой ты глупый, что не понимаешь этого!» Подобно розовым бутонам, которые открываются постепенно, а без бутонов не бывает роз, то же самое происходит и с пониманием религии: если нет понятия о катехизисе, то нет и малейшего представления о вопросах религии, даже у тех людей, которых считают умными. О, как мне пригодилось изучение катехизиса, а также советы и наставления моих родителей и учителей.

27. Очутившись позже в Барселоне, о чём я расскажу далее, увидев и услышав дурное, я вспоминал и повторял себе: «Это плохо, ты должен избегать этого. Лучше доверяй Богу, своим родителям и учителю, чем этим несчастным, которые не отдают себе отчёта ни в словах, ни в поступках».

28. Мои родители и учитель не только наставляли меня в тех истинах, в которые мне нужно было верить, но и в благодетелях, которые я должен был развивать. Я благодарен моим близким за то, что они научили меня никогда не брать и не желать чужого. И если я когда-либо что-нибудь находил, то всегда возвращал хозяину. Как-то раз, выйдя из школы и проходя по улице, я увидел на земле медную монетку — куарто. Подняв её, я начал раздумывать о том, кому бы она могла принадлежать. Не увидев никого на улице, я решил, что она упала с какого-нибудь балкона дома напротив. Поднявшись в дом, я позвал хозяина дома и вручил ему монетку.

29. Меня научили такому послушанию и смирению, что я всегда соглашался с тем, что они делали, решали или давали мне, касалось ли это одежды или еды. Я не помню, чтобы когда-нибудь произносил такие слова как «Не хочу это, хочу другое!» Я так привык к этому, что уже позже, будучи священником, когда горячо любившая меня мама спрашивала: «Антонио, тебе это нравится?», я отвечал ей: «Мне всегда нравится то, что Вы мне предлагаете». «Но ведь всегда есть что-то, что нравится больше». «То, что вы мне предлагаете, то и есть самое лучшее». Мама так и умерла, не узнав о том, какие вещи мне нравились больше.

Примечания

23.1. Настоятель прихода в Салленте с 1815 по 1825 гг.

24.1. В последние годы жизни Кларет рекомендовал испанским епископам, прибывшим в Рим на I Ватиканский Собор, использовать эту книгу для чтения учениками малой семинарии (Ср. «Escritos…», p. 504).

28.1. Один куарто равнялся трём сентимо.

29.1. Мать Святого умерла в 1842, когда ему было 35 лет.

ГЛАВА V. О РАБОТЕ НА ФАБРИКЕ

30. Когда я еще был совсем ребёнком, будучи в Силабарьо, один господин, пришедший с визитом в нашу школу, спросил меня, кем я хочу стать. Я ответил ему, что мечтаю стать священником.1 Соответственно, с отличием окончив начальную школу, я был принят в класс с изучением латинского языка и культуры, где преподавателем был очень хороший и образованный педагог по имени Д. Хуан Рьера. С ним я выучил склонение имён существительных, спряжение глаголов, грамматические рода и кое-что ещё. А когда класс закрыли, мои знания в латыни так и не продвинулись далее.

31. Поскольку мой отец производил ткани и пряжу, меня отправили работать на фабрику.  Я послушался, не сказав ни слова и не сделав гримасы, не проявляя малейшего недовольства. Я начал работать и работал, сколько мог, забыв о лени и неохоте. Я работал в меру своих возможностей, чтобы не огорчать моих дорогих родителей, которых я так любил, и которые также меня любили.

32. Величайшую жалость у меня вызывала новость о том, что мои родители вынуждены были отчитывать какого-либо ткача за нерадивый труд. Не сомневаюсь, что я переживал намного больше, чем тот, кого отчитывали, поскольку сердце у меня столь чувствительное. А, видя чью-либо боль, я страдаю больше этого человека.

33. Отец занимал меня работой на всех этапах производства, а затем, вместе с одним юношей, отец поставил меня контролировать качество изделий, изготовленных другими. Когда нам приходилось поправлять кого-либо, это доставляло мне серьезное огорчение. Мне приходилось это делать, но прежде я пытался отыскать хорошее в выполненном задании и начинал с похвалы, говоря о том, что всё хорошо, но есть небольшой недостаток, и, что после исправления этого недостатка, изделие можно было бы считать превосходным.

34. Я поступал подобным образом, не осознавая причин своих поступков, но со временем я понял, что это результат особого благоволения и расположения ко мне Господа. Соответственно, мои подчинённые со смирением воспринимали наставления и исправляли ошибки; мой же напарник, бывший гораздо лучше меня, но не получивший от небес благодати мягкости в обращении, наставлял рабочих жёстко, те гневались и зачастую не понимали, в чём заключалась их ошибка. Так я осознал значение приветливости и любезности в отношениях с людьми, даже самыми грубыми. И разве не правда, что лучший результат достигается с помощью ласки, а не с жёсткостью и раздражением.

35. О, мой Бог! Как добр Ты был ко мне! И я слишком долго не понимал величия благодати, дарованной мне. А я был бесполезным рабом Твоим, не обращаясь должным образом с тем талантом, который был мне дан Тобою.1 Но сейчас, Господь, я могу поклясться, что буду работать, только прояви немного терпения, не отбирай у меня этот талант, я использую его; одари меня Твоей святейшей милостью и Твоей божественной любовью, а я, даю слово, буду трудиться.

Примечания

30.1. Скорее всего, речь идёт об архиепископе Палмиры и аббате Гранхи — Его Высокопреосвященстве отце Феликсе Амате, который на тот момент проживал уединённо в Салленте вместе со своей сестрой. А она была матерью его превосходительства Торреса Амата. Отец Феликс Амат преподал миропомазание Антонио 12 декабря 1814.

30.2. Антонио изучал латынь только в течение одного года, а, возможно, и меньше, поскольку в 1819 учитель умер, а школа латинского языка и культуры была закрыта (Ср. Sola, «Historia de Sallent», p. 323-324).

31.1. Первым рабочим местом на маленькой семейной фабрике для него был станок, где обрабатывались шпульки для челноков ткацких станков. А когда Антонио повзрослел, его поставили ткать, и скорость его работы каждую неделю увеличивалась наполовину («Proces. Apost.», Vich, ses. 69).

35.1. Кротость, «дарованная ему Господом» (Ср. n. 34), была так необходима в его апостольской деятельности: «Мягкость характера есть знак призвания к апостольскому миссионерскому служению» (Ср. n. 374).

ГЛАВА VI. О ПЕРВЫХ ПРОЯВЛЕНИЯХ НАБОЖНОСТИ

36. С детства я отличался склонностью к благочестию и религии. Все праздничные дни и, как предписывалось, я слушал Святую Мессу; в остальные же дни — по возможности. В праздничные дни я посещал две мессы, одну — читаемую, а ргую — пропеваемую, которые я всегда посещал с моим дорогим отцом. Не помню, чтобы я когда-либо играл, баловался или разговаривал в церкви. Напротив, я был настолько собранным, таким скромным и таким набожным, что, сравнивая мои юные годы с нынешними, мне становится стыдно. И с великим смущением признаю, что сейчас я не столь внимателен и сердце моё не столь истово как в те дни…

7. С каким рвением я участвовал в богослужениях нашей святой веры! Изо всех богослужений больше всего мне нравились молитвы, связанные с Пресвятыми Дарами, от чего я получал необыкновенное наслаждение. Помимо того прекрасного примера, который мне показывал мой добрый отец, а он необыкновенно чтил Пресвятые Дары,¹ мне посчастливилось в том, что в мои руки попала книга «Великолепие Иисуса в Пресвятых Дарах». Я так любил читать её, что выучил наизусть. Все это так радовало меня.²

38. В десять лет мне позволили причащаться. И я не могу выразить те восхитительные чувства, которые испытал, впервые приняв в себя моего доброго Иисуса… И с того времени я постоянно посещал святые таинства исповеди и причастия, и с какой любовью, с какой набожностью!… И чувства эти были гораздо сильнее теперешних, что я признаю с великим стыдом и смущением. Сейчас, когда я знаю гораздо больше и обладаю большей благодатью, полученной мною с тех ранних лет, когда в знак благодарности должен был бы быть ангелом любви Божией, лишь Богу известно, кто я есть. Когда я сравниваю свои ранние годы с настоящим временем, я печалюсь и плачу, и признаю, что я — неблагодарное чудовище.

39. Помимо участия в Святой Мессе я часто причащался и присутствовал на богослужениях с выставлением Пресвятых Даров, что я делал с таким усердием, благодаря доброте и милосердию Бога. Я посещал все воскресные богослужения, не пропуская ни одного праздничного дня, занятий по катехизису и изучению Святого Евангелия, которые вёл настоятель прихода каждое воскресенье. И это богослужение заканчивалось во второй половине дня чтением Святого Розария.

40. Итак, помимо участия в утренних и вечерних богослужениях, я часто оставался в церкви до тех пор, пока там были люди. А, возвращаясь домой, я разговаривал с Богом. И какова была моя вера, моя любовь и моё доверие, когда я говорил с Ним, моим добрым Отцом! Бесконечное количество раз я предлагал себя Его святому служению, мечтая стать священником, чтобы посвящать день и ночь святым делам. И вспоминаю свои слова, обращённые к Нему: «Будучи человеком, я не вижу никакой надежды, но Ты такой сильный, что, если захочешь, всё расставишь по своим местам». И вспоминаю то доверие, с которым я отдал себя в Его божественные руки, ожидая, что Он сделает правильный выбор, как это и произошло, о чём я скажу позже.¹

41. Также в мои руки попала книжечка с названием «Добрый день и добрая ночь».¹ О, с каким интересом и душевным наслаждением я читал ту книгу! Почитав её в течение некоторого времени, я закрывал её, прижимал к груди, возводил к небу очи, наполненные слезами, и восклицал: «О, Господь! Сколько же доброты я не замечал! О, Бог мой! О, моя любовь! Кто ещё нас так возлюбит!»

42. Принимая во внимание то великое благо, которое привнесло в мою душу чтение хороших религиозных книг, я считаю это основанием для того, чтобы заботиться об увеличении количества божественных книг. Поэтому я стараюсь распространять книги такого рода. Я верю, что они повлияют на моих дорогих ближних таким же образом, как они повлияли на мою душу. Каким счастьем было бы для меня услышать, что все души приняли Бога, столь любящего и столь достойного любви! О, мой Бог! Сделай так, чтобы всякая тварь узнала Тебя, полюбила бы Тебя и служила бы Тебе верно и истово! О, всё дышащее, возлюби Бога за доброту Его и бесконечное Его милосердие!²

Примечания

37.1. Евхаристическая набожность была одним из качеств его духовности, которая сопутствовала ему всю жизнь. Гостия — один из особых символов его епископского герба: «Евхаристический хлеб, который держит у Своего чрева Мария, означает, что Она — Мать Бога, отсюда моя вера и преклонение, которые я испытываю к Пресвятым Дарам» («Epistolario…», carta 145).

37.2. «Finezas de Jesús Sacramentado para con los hombres e ingratitudes de los hombres para con Jesús Sacramentado. Escrito en toscano y portugués por el P. F. Juan Joseph de S. Teresa, Carmelita descalzo. Y traducido en castellano por D. Inigo Rosende, Presbítero, Barcelona, 1776». Книга состоит из двух частей. В первой части рассказывается о четырнадцати прелестях Иисуса Евхаристического. В десяти главах второй части повествуется о людской неблагодарности. Книга завершается четырьмя наставлениями для чтения до и после причастия. Стиль книги отличается повышенной эмоциональностью: «Её автор … позаботился о том, чтобы дать нам пищу для сердца, а не для любопытства» (Пролог).

40.1. Хотя впервые желание стать священником проявилось в семь лет (№ 30), должно быть в двенадцать лет он почувствовал особый призыв: «1820 г., 12 лет. Бог позвал меня, и я предложил себя Его пресвятой воле» (Reseña, Escritos…, p. 446). В то же самое время Антонио чувствовал невозможность следовать призванию из-за того, что была закрыта школа латинского языка и культуры.

41.1. Это молитвенник с изложенными правилами жизни, христианскими молитвами, размышлениями, таинствами, краткими молитвами и обобщением духовной жизни в форме диалога между исповедником и исповедующимся. Вся книга насыщена духом Святого Альфонса Марии Лигуория.

42.1. Пс 106, 1.

ГЛАВА VII. О ПОЧИТАНИИ ПРЕСВЯТОЙ ДЕВЫ МАРИИ

43. С самых первых детских и юношеских дней я исповедовал глубочайшую любовь к Пресвятой Деве Марии. Если бы моя сегодняшняя преданность была бы такой сильной! Прибегая к сравнениям Родригеса,¹ я подобен тем старым слугам в богатых домах, которые не приносят пользы, подобно старой рухляди, и которых держат в доме скорее из сострадания и милосердия, чем пользы ради. Так же и я служу Царице небесной и земной, которая терпит меня из жалости и милосердия. И, чтобы доказать, что все это не преувеличение, а чистая правда, к смущению своему я расскажу о том, что я делал для блага Марии.

44. Будучи совсем маленьким я получил в подарок чётки для чтения Розария, чему был рад несказанно, как будто это было величайшее сокровище. На чётках я молился вместе с остальными школьниками, которые, выходя вечером из школы, строились в две шеренги и направлялись в церковь, находившуюся рядом со школой, повторяя ту часть Розария, на которую указывал учитель.¹

45. В детском возрасте я обнаружил в нашем доме книгу под названием «el Roser» или «el Rosal», в которой излагались тайны Розария. В книге также были иллюстрации и соответствующие объяснения. По этой книге я научился молитве розария по чёткам с его тайнами, литаниями и всем остальным. Когда об этом узнал учитель, он остался очень доволен, и ставил меня в церкви рядом, чтобы я вёл молитву розария. Другие мальчики постарше, увидев, что благодаря этому я снискал расположение учителя, также выучили эти молитвы, и в дальнейшем мы чередовались по неделям. Так что все научились этой набожной практике, что помимо Мессы является самым благотворным занятием.

46. С тех пор я не только молился в церкви, но и каждый вечер дома по распоряжению моих родителей. После окончания начальной школы, меня определили работать на фабрике, как я уже упоминал в главе V. В то время я прочитывал три части Розария вместе с остальными рабочими. Мы читали одну часть до восьми утра, а затем отправлялись завтракать; вторая часть прочитывалась в полдень, когда мы собирались обедать, а третья — перед ужином в девять часов.

47. Помимо того, что каждый рабочий день я прочитывал розарий, каждый час я прочитывал «Радуйся, Мария!» и молитву «Ангел Господень» в установленное время. В праздничные дни я проводил больше времени в Церкви, чем дома, поскольку почти не играл с остальными детьми. Я больше занимался дома и, занимаясь чем-нибудь безобидным, казалось, я слышал голос, которым Дева Мария звала меня в церковь. И я отвечал Ей: «Иду!» и направлялся туда.

48. Мне никогда не надоедало находиться в церкви перед скульптурным образом Божией Матери Святого Розария. И я говорил и молился с такой преданностью, что был твердо уверен, что Пресвятая Дева слышит меня.1 Я представлял в своём воображении, что от образа, перед которым я молился, тянется проволока к прообразу, находящемуся на небесах. Ещё не имея понятия об электрическом телеграфе, я воображал себе некую телеграфную связь между изображением и небесами. Не могу выразить то внимание, пылкость и преданность, с которыми я молился, больше чем сейчас.

49. Очень часто, с ранео возраста я посещал святыню Пресвятой Богородицы из Фусиманьи в сопровождении моей сестры Розы, отличавшейся набожностью. Часовня находилась на расстоянии более одного лье от нашего дома. Не могу передать то благочестие, которое я испытывал, подходя к часовне. Я чувствовал волнение, увидев вдали часовню, глаза мои наполнялись слезами нежности, мы начинали молиться и продолжали молиться, пока не подходили к часовне. Я посещал эту святыню при первой возможности, не только будучи ребёнком, но и в студенческие годы, затем как священник и архиепископ, прежде чем отправиться в мою епархию.

50. Всё, чего мне хотелось — это работать, молиться, читать и думать об Иисусе и Пресвятой Марии; соответственно я предпочитал сохранять молчание, был малоразговорчивым, любил уединение, чтобы ничто не могло помешать моим размышлениям.¹ Я всегда был спокойным, весёлым и дружелюбным. Я никогда не ссорился и не дрался ни в детском, ни в более старшем возрасте.

51. Я был занят этими святыми размышлениями, доставлявшими великое наслаждение моему сердцу, когда однажды внезапно мне в голову пришла ужаснейшая мысль, порочащая Пресвятую Марию. И это была величайшая боль, испытанная мною в жизни. Я бы предпочёл попасть в ад, лишь бы избавиться от этой мысли. Я не мог ни есть, ни спать, ни смотреть на Её образ. О, какое страдание! Я исповедовался, но, поскольку был слишком юн, не смог объяснить исповеднику, что со мной произошло. И исповедник не придал значения моим словам, и я продолжал страдать от этой боли. Какое мучение! Это искушение длилось до тех пор, пока Господь не снизошел до того, чтобы исцелить меня.

52. Затем я испытал искушение в отношении моей доброй матери, которая меня очень любила, а я любил её. Я почувствовал большой гнев и невероятное отвращение к ней, и, чтобы пересилить это искушение, я старался обращаться с ней с большой лаской и покорностью. И, вспоминаю, что когда я пришел на исповедь, чтобы рассказать об искушении, мучавшем меня и о том, что я предпринимал, чтобы преодолеть и победить его, мой исповедник спросил: «Кто научил тебя этому?» Я ответил ему: «Никто, отец». Тогда он мне сказал: «Это Господь учит тебя, сынок; будь верен благодати».

53. В моём присутствии люди не смели браниться или вести неприличные разговоры. Поэтому я попадал в компанию сверстников лишь изредка, поскольку сразу же оставлял их, не желая слышать слова, звучавшие в таких компаниях. Однажды один из старших мальчиков сказал мне: «Антонио, не мог бы ты уйти? Мы будем ругаться». Я поблагодарил его за предупреждение и ушел, чтобы уже никогда не возвращаться к ним.

54. О, мой Бог! Как добр Ты был ко мне! И как плохо я отвечал на Твою доброту! Если бы Ты, Господь, столь сильно благоволил к любому из сыновей Адама, он бы ответил Тебе большей благодарностью. О, как мне стыдно! И что я смогу ответить в судный день, когда Ты мне скажешь: «Redde rationem villicationis tuæ?»

55. О, Мария, Мать моя! Как добра Ты была ко мне, и сколь неблагодарен был я по отношению к Тебе! Я смущён, я пристыжен. Мать моя, Мария, я буду и впредь любить Тебя всем сердцем; и не только буду любить Тебя, но и позабочусь о том, чтобы все узнали Тебя, полюбили Тебя, служили бы Тебе, хвалили Тебя молитвой святого розария, которая Тебе так приятна! О, Мать моя! Помоги в моей слабости и беспомощности, чтобы я мог следовать своему решению!

Примечания

43.1. Alfonso Rodríguez, «Ejercicio de perfección», Barcelona, 1861, P. I., tr. 1, c. 12, p. 47, Ex libris.

44.1. «Мои родители, светлая им память, с детства поощряли во мне любовь к святому розарию, они купили мне чётки и записали в молитвенную группу при приходе» («Escritos…», p. 450). «Тогда я был ещё слишком мал, чтобы молиться размышляя, но каждый день молился на коленях, прочитывая часть розария… С малых лет я вступил в розу розария, с точностью исполняя всё предписанное, исповедуясь и причащаясь» («Escritos…», p. 429). Будучи членом, розы Кларет должен был молиться в установленный день и час года, прочитывая весь розарий. Для Святого Антонио этот день приходился на 29 июня (n. 94).

48.1. «Я обращался к Деве Марии со всей сердечностью и доверием, какие только возможны на земле, поскольку был совершенно уверен, что телом и душой Она находилась на небесах, я слушал Её, молясь перед образом» («Escritos…», p. 429).

50.1. «Почти всегда я чувствовал присутствие Бога, и моим постоянным желанием было служение и любовь к Богу. Моя внутренняя жизнь была насыщенней, чем теперешняя» («Escritos…», p. 446).

ГЛАВА VIII. О ПЕРЕЕЗДЕ В БАРСЕЛОНУ В ВОЗРАСТЕ НЕПОЛНЫХ ВОСЕМНАДЦАТИ ЛЕТ, В 1825 ГОДУ

56. Пожелав продвинуться в изучении производства, я попросил отца отвезти меня в Барселону. Отец уступил моей просьбе и отвёз меня туда; и я, подобно Святому Павлу, зарабатывал своими собственными руками, чтобы оплатить за еду, одежду, книги и учёбу. Прежде всего, я проявил старание, чтобы быть зачисленным в мастерскую «Каса Лонха» для обучения рисованию; мне это удалось и принесло большую пользу.¹ И кто бы мог подумать, что рисование, которое я изучал для применения на производстве, Господь распорядится применить для служения вере. Это умение пригодилось мне особенно для выполнения иллюстраций к «Катехизису» и рисунков на религиозные темы.

57. Помимо рисования я изучал кастильскую, а позже французскую грамматику. Вся моя работа и учёба были направлены на дальнейшее улучшение торговли и производства.

58. И, что бы я ни изучал в жизни, чем бы ни занимался, ни в чём я не разбирался лучше, чем в производстве. Там, где я работал, имелись книги с образцами, которые каждый год издавались в Париже и Лондоне. Эти книги выписывались для того, чтобы быть в курсе развития ткацкого производства.¹ Бог наградил меня такой сноровкой, что мне не приходилось долго изучать образец, чтобы начать ткать — результат был превосходный. А по желанию хозяина рисунки могли совершенствоваться.

59. Сначала мне было очень тяжело. Но, работая день и ночь, праздники (когда можно было заниматься, писать и рисовать) и будни, я совершенствовал свои умения. О, если бы я приложил столько же усилий для постижения добродетели, я бы стал совсем другим! В течение долгого времени, обдумывая элементы и композицию рисунка, я испытывал наслаждение и такое удовлетворение, что ходил по дому безумно весёлый. Всему этому я научился без учителя, который вместо того, чтобы научить меня разбираться в образцах и превосходно копировать их, скрывал бы от меня секреты мастерства.

60. Настал день, когда я рассказал управляющему на фабрике о том, каким образом были изготовлены имеющиеся у нас образцы. Он взял в руки карандаш и попытался изобразить станок, который мог бы работать по данным образцам. Я помолчал, а потом сказал ему, что если это возможно, я бы попробовал разработать такой станок. В результате я принёс домой образец и сделанный управляющим набросок схемы станка. А через несколько дней я представил ему схему этого устройства, на котором можно было бы соткать вышеупомянутые образцы, одновременно дав ему понять, что нарисованный им станок не годился для этих целей. Управляющий был смущён и, одновременно, удивлён, увидев мои рисунки и услышав мои объяснения и доводы.

61. С того дня я пользовался особым расположением управляющего. В праздничные дни он брал меня на прогулки вместе со своими детьми, и его дружеское отношение, его здравые жизненные принципы и правила сослужили мне добрую службу. Кроме того, что он был очень образованным человеком, он был верным мужем, прекрасным отцом, примерным христианином и убеждённым сторонником монархии. Его уроки принесли огромную пользу мне, выходцу из глубинки, каковой был Саллент в те времена. А даже воздух Саллента в те дни был пропитан идеями конституционного строя.

62. Что касается производства, я не только научился мастерски работать с образцами, но и ловко обращаться с ткацкими станками, так что некоторые рабочие просили меня разобраться с их машинами, так как не могли справиться самостоятельно. Я помогал им, получая взамен их любовь и уважение.

63. По Барселоне разнеслась слава о том, какими техническими способностями меня наградил Господь. В результате этого нашлись люди, обратившиеся к моему отцу и предложившие организовать новое производство, вложив собственные средства. Эта идея заинтересовала отца, который и так много вкладывал в развитие имевшейся у него фабрики. Отец поговорил со мной, обрисовав предполагаемую прибыль и богатство, ожидавшее меня.

64. Но пути Господни неисповедимы! Хотя работа на фабрике мне очень нравилась, и мои успехи впечатляли, я не принял этого решения. Я не ощущал в своей душе желания согласиться на предложение отца, ответив ему, что ещё не ришо время, и я слишком молод, чтобы управлять рабочими. Отец не увидел в этом причин для сомнения, поскольку был человек, который мог бы управлять рабочими. Мои обязанности заключались лишь в руководстве самим производством. Извинившись, я попросил отложить эту затею на более позднее время, поскольку в то время я не чувствовал никаких склонностей к этому. И это моё решение было провидческим. До этого я никогда не выступал против намерений отца. Я впервые выразил свою волю лишь потому, что это была воля Бога, который желал видеть меня священнослужителем, а не фабрикантом, хотя тогда я ещё не догадывался, и не думал об этом.

65. В это время со мной произошло то, о чём говорится в Евангелии, что тернии заглушили доброе семя.¹ Постоянные размышления о машинах, ткацких станках и композициях столь поглощали меня, что я и не помышлял и думать о чём-то ещё. О, мой Бог, сколько терпения Тебе понадобилось со мной! О, Дева Мария, иногда я забывал даже о Тебе! Милосердная Мать моя!

Примечания

56.1. При работе над выпуском Катехизиса, чтобы устранить трудности, возникающие у гравёров, он обращался в письме к Кайшалу: «Позволь признаться без похвальбы и излишней скромности, что, когда я был мирянином и жил в Барселоне, то, кроме всего прочего, я занимался рисованием и трижды получал награды в мастерской «Каса Лонха» (Ср. «Epistolario», carta 63).

58.1. Кларет работал на фабрике «dels Vigatans», производившей хлопчатобумажные ткани.

64.1. В Барселоне с полной силой проявился природный талант Кларета — работа на производстве. Его отличали исключительные качества, чрезвычайная заинтересованность, упорство и успех. Но бог не видел в его лице промышленника. Господь заставил его уйти из мастерских, но эта работа заложила благотворную психологическую основу для дальнейшей жизни Святого. Он был склонен считать свою апостольскую деятельность скорее как служение, чем как завоевание. Поскольку он начинал работать у отца, работа для него навсегда осталась связана с сыновними чувствами, которые усиливаются, когда он посвящает себя делам Отца небесного.

65.1 Мф 13, 7.

ГЛАВА IX. ПРИЧИНЫ, ИЗ-ЗА КОТОРЫХ МНЕ ПРИШЛОСЬ ОСТАВИТЬ РАБОТУ НА ФАБРИКЕ

66. В течение трёх первых лет моего пребывания в Барселоне поостыл тот пыл, который был свойственен мне в годы жизни в родных местах.¹ Разумеется, я приобщался к Святым Таинствам несколько раз в году. Каждый праздничный день, и тогда, когда это положено, я посещал мессу, и каждый день посвящал Пресвятой Марии чтение Розария и другие благочестивые дела; но мои молитвы не отличались ни прежним жаром, ни числом. Все мои устремления, весь мой пыл я посвящал производству. Нет слов, чтобы описать моё состояние. Мое увлечение производством было подобно мании. И кто бы мог подумать, что именно это чрезмерная привязанность к производству станет тем испытанием, которое Бог изберёт, чтобы оторвать меня от чрезвычайного увлечения им.

67. В последний год моего трёхлетнего пребывания в Барселоне я был по-прежнему увлечён работой. Святую мессу я посещал в предписанные дни. Работы было так много, что я был целиком поглощен размышлениями о производстве. Да я и в самом деле получал удовольствие от подобных мыслей. Однако во время Святой мессы и иной набожной практики я старался гнать от себя подобные мысли, говорил себе, что подумаю об этом позже, а теперь мне бы хотелось подумать о другом и помолиться. Однако мои попытки были безуспешны, подобно быстро катящемуся колесу, которое невозможно остановить вдруг. Что самое ужасное, новые идеи, открытия и т. д. посещали меня именно во время мессы. Так что во время мессы в моей голове было больше станков, чем изображений святых на алтаре.¹

68. С подобной сумятицей в голове я как-то слушал Святую мессу, и вспомнились мне слова из Евангелия, которые я читал с ранних лет: «Какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит?» Это высказывание произвело на меня глубокое впечатление… Это была стрела, ранившая меня в сердце; моя голова была занята думами и размышлениями, которые, однако, ни к чему не приводили.

69. Я был подобен Савлу, направляющемуся в Дамаск; мне нужен был Анания, который направил бы мои действия. Я отправился в Дом Святого Фелипе Нери, прошелся по монастырю и, увидев, что двери одной из келий открыты, попросил разрешения войти и встретил смиренного и набожного брата по имени Пабло, которому я обстоятельно изложил свою проблему. Добрый брат выслушал меня с заботой и терпением, и смиренно произнес: «Мой господин, я всего лишь простой послушник; я не тот, кто мог бы давать вам советы; я провожу вас к одному очень мудрому и добродетельному отцу, а уж он то скажет, как вам поступить». В самом деле он отвел меня к отцу Амиго, который выслушал меня и похвалил моё решение, посоветовав мне изучать латынь. И я послушался.¹

70. Во мне пробудился пыл благочестия и набожности, мои глаза открылись и увидели те опасности, которые грозили моей душе и телу. Вкратце упомяну некоторые из них.¹

71. В то последнее моё лето в Барселоне Пресвятая Дева защитила меня, не дав утонуть в море. Поскольку я много работал, тяжело переносил летнюю жару, совершенно теряя аппетит, я испытывал некоторое облегчение, приходя на берег моря, чтобы намочить ноги и выпить несколько глотков солёной воды. И с этой целью я как-то отправился на «старое море», как называют его в районе Барселонеты. Я уже был на берегу, когда внезапно поднявшаяся высокая волна понесла меня в море. Неожиданно я очутился в открытом море, и меня безмерно удивило то, что я плыл по волнам, хотя совершенно не умел плавать. И, призвав на помощь Деву Марию, я оказался на берегу, и ни одна капля воды не попала в мой рот. Пока я находился в воде, я не испытывал ни малейшего страха, но позже, когда я оказался на берегу, меня привело в ужас осознание того, от какой опасности я спасся благодаря Пресвятой Деве.

72. Ещё от одной опасности я спасся благодаря Пресвятой Марии, как это было со Святым Иосифом. Как-то я отправился пешком по Барселоне, чтобы навестить одного моего земляка. Он был единственным человеком, с которым я говорил о делах домашних. Заходя в дом, я обычно сразу направлялся в его комнату и беседовал только с ним; соседи лишь видели, как я входил и выходил из дома. Я был молод, мне нравилась красивая одежда, которую я сам покупал себе, одеваясь, если не с роскошью, то достаточно элегантно, хотя, может быть, и чрезмерно элегантно. Кто знает, возможно, Господь спросит с меня за это в Судный день. Однажды я отправился в этот дом, спросив там своего земляка. Молодая хозяйка дома попросила меня подождать, сказав, что он должен вернуться. Я прождал недолго и вскоре хозяйка начала оказывать мне чрезмерное внимание, как словами, так и действиями. Призвав Пресвятую Деву Марию, я бежал из этого дома, испытывая желание никогда туда больше не возвращаться, ни слова не сказав кому-либо, чтобы не навредить репутации этого дома.

73. Эти испытания Господь посылал мне, чтобы пробудить меня и заставить избежать грозящих мне опасностей; но меня ожидала ещё большая опасность, заключавшаяся в следующем: один мой сверстник предложил мне заработать. Я уступил его уговорам. Мы начали играть в лотерею. Нам везло. Поскольку я всегда имел много работы, то к моим обязанностям добавилась и работа казначея. Он покупал билеты, а я их хранил. В день розыгрыша я давал ему билеты, а он сообщал о сумме выигрыша. А, поскольку мы покупали большое количество билетов, то сумма выигрыша иногда была внушительной. Мы откладывали деньги, необходимые для покупки билетов следующего тиража, а оставшуюся сумму давали коммерсантам под шесть процентов с соответствующими выплатами, которые я также хранил, вот всё, что я делал. Всем остальным занимался мой приятель.

74. Сумма сбережений уже была достаточно внушительной, когда в один из дней он пришёл, чтобы сообщить мне, что один из наших билетов выиграл двадцать четыре тысячи дуро, но что когда он шёл получать деньги, то потерял билет. И он сказал правду о том, что потерял билет, поскольку проиграл и, следовательно, потерял. Но он не только проиграл тот билет, но пришёл в мою комнату, когда меня не было, открыл мой сундук и забрал всё то, что мы заработали на лотерее. Помимо этого он унёс все мои сбережения, книги, одежду и продал старьевщику, снова всё проиграв. Пожелав отыграться, он в отчаянии отправился в один из домов, где бывал до этого, и унёс драгоценности хозяйки дома, продав их затем; играл и снова остался в проигрыше.

75. Между тем хозяйка дома обнаружила пропажу и предположила, что вышеупомянутый человек мог совершить ражу; она обратилась к стражам порядка, вор был схвачен, сознался в преступлении, ему вынесли приговор, осудив на два года каторжных работ. Невозможно описать удар, который нанесло мне то злоключение. И дело было даже не в больших потерянных деньгах, сколько в потерянной чести. Я думал: «Что скажут люди? Подумают, что ты был соучастником его игр и краж. Твой друг в тюрьме! В заключении!..» Мои смущение и стыд были столь велики, что я не осмеливался выходить на улицу. Мне казалось, что все смотрят на меня и говорят только обо мне.

76. О, мой Бог! Сколь восхитительно добр Ты был по отношению ко мне! Сколь необычным образом Ты оторвал меня от этого мира! Сколь горьким был урок, который Ты послал, чтобы вырвать меня из этого вавилонского хаоса! О, Мать моя, как я смогу отблагодарить Тебя за своё спасение от смерти в водах морских! Если бы я утонул в тот трагический момент, как это должно было случиться, где бы я был сейчас? Только Тебе это ведомо, моя Мать. За мою неблагодарность место мне было бы в аду или ещё где-нибудь похуже, и мне остаётся восклицать подобно Давиду: Misericordia tua magna est super me, et eruisti animan meam ex inferno inferiori.¹

Примечания

66.1. Речь идёт не о равнодушии. Дело в том, что в Салленте его душа была устремлена только в одном направлении — к апостольскому призванию. А в Барселоне проявилась его природная склонность — увлечение производством, которая, развиваясь, глушила его апостольское призвание.

67.1. Здесь упоминаются декоративные или барочные алтарные украшения, некоторые из которых были сожжены в 1835, а другие выброшены, когда романтический стиль вытеснил готику. Среди них и образ Святой Марии дель Пино (Cornet y Mas, «Mirada Retrospectiva», Barcelona, 1891).

69.1. Отец Франсиско де Паула Амиго (1793-1865) был настоятелем ораториума в Барселоне.

70.1. Если рассматривать эти опасности с точки зрения живой веры, они оказываются опытом относительности человеческих ценностей — любви, благосостояния, свободы, самой жизни, а также опасности господства зла над миром.

76.1. Пс 86, 13: Ибо велика милость Твоя ко мне; Ты избавил душу мою от ада преисподнего.

ГЛАВА Х. О МОЁМ РЕШЕНИИ СТАТЬ МОНАХОМ-КАРТЕЗИАНЦЕМ В МОНТЕ-АЛЕГРЕ

77. Разочарованный, обессиленный и потерявший интерес ко всему, я решил бежать от мирской жизни и искать уединения, став монахом-картезианцем; с этой целью и намерением я посвятил себя занятиям.1 Я считал, что мой долг перед отцом остался невыполненным и при первой возможности сообщил ему о моих планах, когда он в очередной раз приехал в Барселону по коммерческим делам. Невозможно описать чувства, которые он испытал, услышав, что я собираюсь оставить производство. Он обрисовал мне столь заманчивые надежды, которые он имел в отношении меня и своего производства, то большое дело, которое мы могли бы делать вдвоём. И моё решение стать монахом принесло ему боль.

78. Но, будучи примерным христианином, он сказал мне: «Я не хочу лишать тебя твоего призвания. Бог с тобой! Обдумай всё хорошо, доверься Богу и посоветуйся со своим духовным наставником, и если он скажет тебе, что это воля Божия, я соглашусь и приму твоё решение, насколько примет его моё сердце; но если бы ты стал не монахом, а епархиальным священником, я был бы рад. На всё воля Божия!»

79. Всё своё усердие я посвятил изучению латинской грамматики. Моим первым преподавателем был отец Томас, священник, прекрасно владеющий латынью, но через два с половиной месяца после того, как я начал учиться, у него случился апоплексический удар, лишивший его речи, а через несколько часов он умер. Какое горе! Затем я обратился к Дону Франциско Масу и Артигасу,¹ с которым я занимался до моего отъезда из Барселоны в Вик, чтобы начать изучение философии. Вот так всё началось.

80. Мой старший брат по имени Хуан уже был женат на Марии Касахуана, дочери Маурисьо Касахуаны, который был уполномоченным епископа Вика по сбору доходов с собственности и поместий, принадлежащих ему в Салленте. Епископ высоко ценил заслуги Касахуаны, с которым он часто встречался. В одну из встреч Касахуана побеседовал с Епископом о моей незначительной персоне. Мне неизвестно, о чём он говорил с Епископом, но тот пожелал встретиться со мной.

81. Мне велели приехать в Вик. Я не хотел ехать, поскольку боялся, что возникнут препятствия к моему уходу в монастырь, к чему я так стремился. Я сообщил об этом своему педагогу, и тот сказал мне: «Мы поедем с тобой к священнику из оратория Сан Фелипе Нери — отцу Канти, очень мудрому, опытному и знающему человеку, и он подскажет нам, что делать». Представившись ему, я высказал свои доводы против поездки, и он сказал мне: «Поезжайте, и если епископ поймёт, что это воля Божия, он не станет возражать и, даже, вам поможет».

82. Я умолк и повиновался. Я покинул Барселону, пробыв там почти четыре года. Пыл мой поостыл, тщеславие, похвальба и самодовольство переполняли меня, особенно в течение первых трёх лет. О, как я сожалею и горько плачу об этом сейчас! Но Господь позаботился о том, чтобы пристыдить и смутить меня. Благословен Господь за ту благодать и милосердие, оказанные мне!

Примечания

77.1. Так же как в своё время он стремился в Барселону, чтобы заниматься производством, теперь он видел спасение от мира в картезианском монастыре. С другой стороны мы уже упоминали его склонность к уединению. В разгаре своего апостольского служения он оберегал уединённость своей кельи и, даже, определённую отрешённость от внешнего мира, и не общался с людьми кроме как по делам служения.

79.1. Поскольку он был незрячим, его обычно называли дон Франсиско Слепой, хотя благодаря своим душевным качествам он чётко представлял себе мир. На его уроки приходили дети из лучших семейств. Он был не просто учитель, а созидатель, и Антонио обратился к нему, ожидая получить жизненно важные советы (n. 81). Дон Франсиско дожил до того времени, когда Антонио стал миссионером и архиепископом и посвятил Кларету свой латинско-испанский словарь. В свою очередь Кларет по-прежнему обращался к нему за советами, как относительно редактирования книг, так и деятельности Религиозного Книжного Магазина («Epistolario», carta 62).

ГЛАВА XI. О ПЕРЕЕЗДЕ ИЗ БАРСЕЛОНЫ В ВИК

83. В начале сентября 1829 года я выехал из Барселоны и по желанию родителей прибыл в Саллент, где оставался до 29 сентября — дня Святого Михаила. После Святой Мессы мы отправились в путь. Поездка была очень грустной, поскольку почти всю дорогу нас сопровождал дождь. Мы добрались до Вика уже ночью, вымокнув до нитки.¹

84. На следующий день мы отправились на встречу с епископом, которым на тот момент был отец Пабло де Хесус Коркуэра.1 Он тепло встретил нас. И, чтобы я имел больше времени для занятий и личных молитв, меня поселили рядом с управляющим из дворца епископа по имени Фортиан Брес, очень добрым священником, полюбившим меня.² Я был рядом с ним во время всего моего пребывания в Вике, а уже позже, я всегда гостил в его доме во время моих приездов в Вик. И этот же священник представлял меня, когда в кафедральном соборе в Вике меня рукополагали в архиепископы Кубы.

85. В первые дни моего пребывания в Вике я попросил назначить священника, которому я мог бы совершать генеральную исповедь. Мне указали на отца из ораториума Святого Филиппа Нери по имени Педро Бак^.1 Он принял генеральную исповедь всей моей жизни, а затем я исповедовался каждую неделю этому же священнику, который меня замечательно направлял. Удивительно то, как Господь положился на трёх священников из ораториума Святого Филиппа Нери, которые давали мне советы и направляли меня в наиболее трудные моменты моего духовного становления: это брат Пабло и отцы Антонио Амиго, Канти и Педро Бак.

86. Сразу после переезда в Вик я исповедовался и причащался каждую неделю, а через некоторое время духовный наставник велел мне исповедоваться два раза и причащаться четыре раза в неделю. Каждый день я прислуживал во время мессы сеньору управляющему Д. Фортиану Бресу. Каждый день у меня было полчаса на размышление, на поклонение Пресвятым Дарам в сорокачасовом богослужении, а также на молитву у образа Божией Матери Святого Розария в церкви отцов-доминиканцев в том же городе, независимо от погоды. И, несмотря на то, что улицы были засыпаны снегом, я никогда не пропускал эти молитвы.¹

87. Каждый день во время еды мы читали жизнеописания святых; помимо этого с одобрения моего духовного наставника три раза в неделю — в понедельник, среду и пятницу я занимался самобичеванием, во вторник, четверг и субботу я надевал власяницу.¹ Занимаясь этой аскетической практикой, я вернул свой религиозный пыл, и это не отражалось на учёбе, которой я занимался насколько это было возможно, отдавая ей мои наилучшие помыслы.²

88. Во время первого года изучения философии, целиком отдаваясь учёбе и набожной практике, я никогда не забывал о вожделенном картезианском монастыре,¹ и помимо этого перед моим взором всегда находился большой образ Святого Брунона, который я повесил над столом в комнате для занятий. Почти каждый раз, направляясь на исповедь, я беседовал с моим духовным наставником о моём желании уйти в картезианский монастырь; теперь понятно, что мне лишь казалось, что Господь призывал меня туда. С этой целью я написал настоятелю монастыря,² и мы договорились, что я отправлюсь туда после окончания того учебного года, для чего мне дали два письма — одно для настоятеля, а второе — ещё для одного знакомого монаха.

89. Очень довольный, я отправился в Барселону, чтобы затем последовать в Бадалону и Монте-Алегре, но, незадолго до приближения к Барселоне, началась страшнейшая гроза, напугавшая меня. Поскольку в тот год я отдавал все мои силы учёбе, у меня возникли проблемы с лёгкими. И, чтобы укрыться от проливного дождя, я бросился бежать. Обессиленный от бега и испарений, поднимавшихся от сухой и раскалённой земли, я почувствовал, что задыхаюсь, и подумал: «Господь не желает, чтобы ты ушёл в картезианский монастырь!» Эта мысль меня страшно обеспокоила. Таким образом, я принял решение не ходить туда, а вернулся в Вик и сказал об этом своему духовному наставнику. Он промолчал, не сказал мне ничего ни плохого, ни хорошего, и с тем я остался.¹

90. О моём желании стать картезианцем я беседовал только с моим духовным наставником: другие об этом не знали. В то время в Салленте была вакансия на церковные угодья, на которые претендовал священник не из Саллента, но проживавший там. К несчастью, его кандидатура не была подходящей. Увидев его заявление, генеральный викарий обратился к епископу и дал ему понять, что этот священник нежелателен. И, чтобы помешать ему, меня выбрали как претендента, поскольку я подходил больше, будучи жителем Саллента. Получив эту милость, 2 февраля 1831 года я принял тонзуру от епископа,¹ а затем в тот же самый день генеральный викарий вручил мне документ на владения этими угодьями, и на следующий день я отправился в Саллент, чтобы вступить во владение. С этого дня я носил только длинные церковные одеяния, и с этого самого дня я читал часослов.

91. В праздничные дни Рождества, Страстной Недели и во время каникул я находился в Салленте, будучи хозяином церковных угодий; остальное время года я находился на учёбе в Вике. Я уже рассказывал о моей обычной набожной практике; помимо этого каждый месяц проводилось общая встреча Академии Святого Фомы, где должны были присутствовать все студенты. Помимо этого епископ основал в церкви при колледже Конгрегацию Непорочного Зачатия и Святого Алоизия Гонзаги. В эту Конгрегацию входили семинаристы, обучающиеся очно и те, кто уже носили тонзуры и обучались заочно. И если кто-нибудь не имел тонзуры, но хотел стать членом Конгрегации, он должен был обратиться к епископу. Члены Конгрегации причащались каждое третье воскресенье месяца, в дни, когда сам епископ служил мессу в церкви при семинарии, и раздавал нам Святое Причастие; и в тот же самый день по вечерам он проводил с нами нравоучительные беседы.

92. Каждый год в той же церкви при колледже или семинарии в дни Великого Поста мы совершали духовные упражнения в течение восьми дней, то есть с понедельника по понедельник, а епископ присутствовал на всех духовных практиках утром и вечером. Помню, как однажды он произнёс следующие слова во время проповеди: «Возможно, кто-нибудь спросит, зачем епископ проводит столько времени со студентами, и я отвечу, что поступаю так сознательно. Если я могу добиться, чтобы студенты были хорошими, став затем хорошими священниками, хорошими пастырями, то о каком отдыхе можно говорить! Нужно чтобы студенты напитывались благочестием во время учёбы; в противном случае они впитают в себя тщеславие, что есть худшее из всего, что может произойти, поскольку тщеславие является основой всех пороков. Уж лучше они будут менее учёными и более набожными, чем будут много знать, но их набожность будет ничтожной, или её совсем не будет, так что потом они раздуются от тщеславия».

93. Закончив первый год изучения философии, я уже не думал о том, чтобы стать картезианцем и понял, что это призвание было временным. Господь вёл меня дальше, чтобы оторвать от дел мирских, и, оторвавшись от мирской жизни, я остался бы священником, что Господь дал мне осознать позже.

94. Во время обучения я вступил в молитвенную группу «Laus perennis» Святейшего Сердца Иисуса, и мне был назначен час молитвы в день Святого Антония — четвёртого июня с четырёх до пяти часов дня. Я вступил в неё благодаря отцу ректору колледжа в Манресе по имени Ильдефонсо Вальенте, который посетил мой дом.¹ В том же городе я являюсь членом розы Живого Розария, и здесь мне был назначен час молитвы в день Святого Петра 29 июня с часу до двух дня. В городе Вик я записан в Братство Розария и Братство Кармен. Также я вступил и принял обеты Конгрегации Божией Матери Скорбящей.²

95. Во время второго года изучения философии в Вике со мной произошло следующее. В январе я простудился, мне велели лежать в постели, я послушался. В один из дней, когда я находился в постели, в половине одиннадцатого утра я испытал страшное искушение. Я обратился за помощью к Пресвятой Марии, призвал моего ангела-хранителя, моих святых покровителей и всех тех святых, кого я особо почитал; я старался сконцентрироваться на посторонних предметах, чтобы отвлечься и забыть об искушении; я осенял лоб крестным знамением, чтобы Господь избавил меня от дурных мыслей. Но всё тщетно.

96. В конце концов, я перелёг головой на другую сторону кровати, ожидая, что это могло бы избавить меня от искушения. И передо мной предстала Святейшая Мария — прекраснейшая и чудеснейшая; на Ней было красное платье, голубая накидка, а на плечи Её была наброшена большая гирлянда из чудеснейших роз. В Барселоне я видел прекрасные искусственные и натуральные розы, но таких роз я никогда не видел. Как всё это было красиво! Находясь в постели, я мог одновременно видеть себя как бы сверху, похожим на прекраснейшее светлое дитя, стоявшее на коленях со сложенными руками; я не терял из виду Пресвятую Деву, и прекрасно помню, как я подумал: «О! Эта женщина ни только не принесет тебе никаких дурных мыслей, но и избавит от всего плохого, что тебя мучило». Пресвятая Дева обратилась ко мне, произнеся следующие слова: «Антонио, эта корона будет твоя, если ты победишь». Я был настолько взволнован, что не решался произнести ни слова. И я увидел, как Пресвятая Дева возложила на мою голову корону из роз, которую Она держала в правой руке (помимо гирлянды из роз на плечах, свисавшей справа). Я видел себя ребёнком, увенчанным короной из роз, но не произнёс ни одного слова.

97. Также я видел группу святых, стоявших в молитвенной позе справа от Неё; их я не узнал, только один напомнил мне Святого Стефана. Потом я подумал и продолжаю считать по сей день, что это были мои покровители, просящие и молящие о том, чтобы я не впал в искушение. Затем слева от себя я увидел толпу демонов, подобно солдатам рядами покидавших поле боя, и я сказал себе: «Как их много и какие они ужасные!» Во время всего этого я был настолько напуган, не понимая, что происходит со мной, и как только всё это завершилось, я освободился от искушения, радость моя была столь велика, что я уже не помнил случившегося со мной.

98. Я был уверен в том, что это мне не приснилось, это не было головокружением или чем-либо другим, что могло бы вызвать подобное видение. Что меня заставило считать увиденное реальным событием и особой благодатью Марии, так это то, что я в то же мгновение избавился от искушения, и не испытывал никакого искушения против чистоты в течение многих лет, а если позже они и появлялись, то были столь незначительны, что и нет смысла считать их искушениями. Слава Богородице! Торжество Марии!¹

Примечания

83.1. Дорога из Саллента в Вик занимала десять часов (D. F. C., Itinerario de Cataluña, Barcelona, 1823, p. 52). Вик можно считать духовной родиной Антонио: епископский город, семинария, большое количество духовенства, многочисленные монастыри. Епископ Коркуэра как бы воссоздал золотой век духовности, который памятен мучениками, святыми и такими основателями конгрегаций как Свяой Алмато; Святая Хоакина де Ведруна; отец Колл ОР, отец Бак из ораториума, и т. д.

84.1. Его преосвященство Пабло де Хесус Коркуэра (1776-1835), уроженец Кадиса, каноник в Сигуэнсе и ректор семинарии, провозглашённый епископом Вика 21 декабря 1824 г., хиротонизированный 17 апреля 1825 года в Мадриде и вступивший в должность 15 августа. Святой Антонио Мария Кларет всегда высоко ценил и почитал его, считая его образцом для подражания в своей епископской деятельности, особенно в вопросах подготовки семинаристов.

84.2. Отец Фортунато (Фортиан) Брес служил управляющим при епископах Вейяне и Страуке. Первоначально относился к Антонио только как к прислуге, но, очарованный его душевными качествами, стал его другом. Кларет относился к нему как благодетелю и другу с таким трепетом, что помогал ему во время болезни (Ср. C. Fernández, «El Beato», I, p. 174 y ss.).

85.1. Отец Педро Бак и Таргарона Пландолит де Марсильо (1796-1866) вступил в ораториум Святого Фелиппа Нери в Вике в 1824, в 1835 г. был отправлен в изгнание, скрывался во Франции и в Риме. После возвращения в Испанию восстанавливал ораториум Висенсе, где был настоятелем в течение тринадцати лет. Он основал конгрегацию сестёр-монахинь Непорочного Зачатия, называемую также «dels Saits», приют для больных священников и колледж Сан Хосе для бедных семинаристов (Ср. «Padres del Oratorio», Record biográfica del M. R. P. Pepe Bach, Vich, 1915.).

86.1. Устав семинарии предписывал совершение исповеди каждые две недели. Чтобы облегчить размышления епископ раздавал семинаристам книгу «el Arte de encomendarse a Dios» — «Как препоручить себя Богу», написанную отцом С. Х. Беллати. Одной из любимых тем Кларета—семинариста была тема Страданий Христовых, особенно тот эпизод, «когда после бичевания Он упал на землю, искупавшись в собственной крови». Во время этих размышлений он испытывал наиболее сильные переживания («Archiv. Claret.», Vich, n. 627). Искренность чувств при преклонении Пресвятым Дарам и Деве Марии требовала особого мужества, особенно, учитывая суровые нравы Вика.

87.1. Из случайных слов служанки дона Фортунато нам известно, что по ночам он занимался самобичеванием на чердаке, да ещё и надевал венок из колючек. Истязая себя хлыстом, он неустанно повторял: «Господь, Ты — на кресте, а я — на мягкой постели!» По субботам и накануне праздников в честь Пресвятой Девы он всегда постился («Proces. Inform.» Vich. ses. 37).

87.2. «Этот священник (Кларет) вспоминает слова Апостола, который говорил следующее: «В Боге живём, движемся и существуем» (Деян 8, 28); подобно тому, как рыба живёт в воде, а птица в небе, так и тот, кто осознаёт, что Господь видит его, кто любит Господа как Отца, заботящегося о том, чтобы всё было хорошо, кто взывает к Богу и восхваляет Его, служит Ему неустанно, посвящая всё в Его честь и славу, тот всегда с Богом» («El Colegial Instruido», I, p. 1, sec. 1, c. 8, y c. 16, a. 45). Чтобы постоянно напоминать себе о присутствии Бога, он клал в свою обувь камешки (Proc. Inform., Vich, ses. 37).

88.1. Картезианский монастырь в Монте-Алегре был основан в 1270 недалеко от Матаро, а затем переведён в Конрерию в 1415. В 1835 г. он был сожжён. Восстановлен в 1901 и закрывался только один раз — во время гражданской войны.

88.2. Отец Ильдефонсо Фальгас. В 1804 г. — монах-картезианец, с 1825 по 1832 — настоятель монастыря. В 1832 г. — консультант. С 1833 по 1835 гг. (когда монастырь был распущен) — Генеральный Викарий испанской Конгрегации.

89.1. Это удушье показало ему, до какой степени уже дошла болезнь лёгких, и дало ему понять, что состояние здоровья не позволит ему стать картезианцем. Антонио Кампс, земляк Кларета и его сотоварищ по семинарии, утверждает, что Кларет страдал от повторяющихся кровотечений, которые терзали его вплоть до 1837 г. Медики предполагают, что во время учёбы в семинарии у Кларета был туберкулёз («El Padre Claret enfermo», El Correo Catalán [1950] mayo, 7).

90.1. Отец Клотет исправил дату в самой рукописи автобиографии: «Эти события происходили в 1832. Письмо секретаря епископа Вика от 18 ноября 1879г. Х. Клотет». В приходском архиве Саллента июль 1832 г. отмечен как начало пребывания Антонио.

94.1. Отец Ильдефонсо Вальенте (1802-1870), иезуит с 1817 г.

94.2. «Мне кажется, что шёл 1819 г., когда благодаря милости Божией я стал членом Розы Живого Розария. А 11 ноября я вступил в молитвенную группу «Laus perennis». А 9 июня 1833 я вступил в Конгрегацию Божией Матери Скорбящей и принял обеты. Шестого октября 1833 г. моё имя было внесено в списки братства Святого Розария. В 1831 я был принят в Конгрегацию Святого Алоизия в колледже Вика, четвёртого июня — в братство Сердца Иисуса» («Escritos…», p. 438). Одиннадцатого ноября сам Ильдефонсо Вальенте, записавший его в братство Сердца Иисуса, зачислил его в братство Сердца Марии, учреждённое в колледже Общины Иисуса в Манресе, филиале Общины Богородицы Ad Pienam и Святого Евстафия Римского (Ramos, «Un Apostol de María», p. 25).

98.1. Святой пересказывает это видение в других письменных источниках, но уже от третьего лица; («Método de Misionar», Cuba 1857, p. 63; «Origen de Trisagio», Barcelona, 1856, p. 42 y ss.) Помимо этого он упоминал об этом видении в проповедях, но эмоциональность повествования выдавала его (F. Aguilar, «Vida», p. 24 и ряд свидетельств в документах «Proces. Inform.», Tarragona, ses. 14; «Proces. Apost.», Madrid, ses. 50; id. De Vich, ses. 22»). Это видение и последовавшая за ним благодать целомудрия имели огромную важность в жизни Святого. Всё это произошло в тот момент, когда он открывал для себя в Святом Писании апостольское призвание. Сам Святой увидел апостольскую значимость этого видения во время его рукоположения в дьяконы (n. 101). Святой Стефан, покровитель Саллента, положил начало осознанию призвания (Ср. «Un estudiante devoto de María», Escritos, p. 433). Помимо этого он испытал на себе воздействие Бога, научившее его побеждать Змея с помощью Жены, метод, изложенный в поучениях в «Pastoral de la Inmaculada» и в «L’egoismo vinto». Помимо этого невинность во благо Царства Божия есть гарантия жизни небесной, свидетельство духовного богатства.

ГЛАВА XII. О РУКОПОЛОЖЕНИИ

99. Епископ не считал нужным рукополагать скоропалительно тех, кто завершил полный курс обучения. Как правило, рукоположение происходило следующим образом. После завершения четырёхлетнего курса теологии им поочерёдно назначались четыре низших духовных степени, предваряемых десятью днями духовных упражнений. По завершении пятого года им давалась степень субдьякона, предваряемая двадцатью днями духовных упражнений. По завершении шестого года изучения теологии, пройдя через тридцать дней духовных упражнений, они становились дьяконами. И, наконец, после завершения седьмого года и сорока дней духовных упражнений они становились священниками.

100. Но это правило не всегда соблюдалось, со мной всё было по-другому; меня он рукоположил намного быстрее.¹ Возможно для того, чтобы я больше молился или благодаря тому, что я уже был достаточно взрослым, он решил рукоположить меня следующим образом. После завершения первого года изучения теологии, в начале второго он дал мне низшие степени рукоположения во время празднования дня святого Фомы в 1833 г.² Во время празднования Пресвятой Троицы он сделал меня субдьяконом. Эту степень я получил вместе с Хайме Балмесом, рукоположенным в дьяконы: он был первым среди дьяконов, а я — среди субдьяконов; он пропел Евангелие, а я — чтение; мы оба шли рядом со священником, возглавлявшим и завершавшим процессию в день нашего рукоположения.³

101. Во время праздника святого Фомы в том же 1834 году я стал дьяконом. Когда епископ во время рукоположения произнес следующие слова обряда, взятые из послания святого апостола Павла: «Потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной…» Таким образом, Господь ясно показал мне демонов в момент моего искушения, о чём я уже упоминал в предыдущей главе.¹

102. 13 июня 1835 года я был рукоположен в священники епископом Солсоны, поскольку епископ Вика заболел и скончался от болезни 5 июля. Перед рукоположением я провёл сорок дней в духовных упражнениях. И никогда в жизни духовные упражнения не приносили мне столько испытаний и искушений; но день, когда я пропел мою первую Мессу, принёс мне необыкновенную благодать. Этот день пришёлся на 21 июня — день святого Алоизия Гонзаги, а день рукоположения выпал на день Святого Антония — моего покровителя.

103. Первую Мессу я отслужил в моём родном селении к великому удовольствию моих родителей и всех жителей; а поскольку я даже во время каникул изучал нравственное богословие, то я знал его также как и катехизис. Таким образом, в день святого Иакова я сдал экзамен и получил разрешение проповедовать и исповедовать. А 2 августа в день праздника Порсьюнкулы я начал исповедовать и исповедовал в течение шести часов подряд с пяти до одиннадцати часов утра. Первая моя проповедь состоялась в сентябре того же года во время главного праздника моего родного города. Во время проповеди я говорил о святом покровителе нашей местности; а на следующий день я прочитал проповедь в память о покойных жителях Саллента, к восхищению всех моих земляков.

104. Завершив эти торжественные богослужения в моём родном городе, я вернулся в Вик, чтобы продолжить мою учёбу и завершить её, но по причине гражданской войны студенты не могли собраться в семинарии, и вынуждены были обучаться на частных курсах. А поскольку церковный управитель и викарий капитула не имели иной кандидатуры на место заместителя настоятеля в Салленте, они хотели, чтобы я поехал туда и обучался заочно, как делал это в Вике, чтобы завершить учебный курс. Что я послушно исполнял до окончания срока, как это явствует из сертификата, выданного мне в семинарии Вика, содержание которого излагается ниже:

105. Нижеподписавшийся секретарь соборной семинарии в городе Вике.

Сим удостоверяю, что отец Антонио Кларет родом из Саллента местной епархии обучался и экзаменован в настоящей семинарии по курсу философии в течение трёх лет, из которых в первый год изучал логику, онтологию и основы математики с тысяча восемьсот двадцать девятого по тридцатый годы; в течение второго курса обучался общей и частной физике (1830-31); в течение третьего курса приватно изучал метафизику и этику (1832). Также в течение четырёх лет изучал основы теологии с тридцать второго по тридцать третий, с тридцать третьего по тридцать четвёртый, с тридцать четвертого по тридцать пятый и с тридцать пятого по тридцать шестой годы. Также в этой же семинарии в течение трёх лет изучал нравственное богословие в тысяча восемьсот тридцать шестом и тридцать седьмом годах, далее с тридцать седьмого по тридцать восьмой и с тридцать восьмого по тридцать девятый годы. Об этом свидетельствуют записи об изученных курсах и результатах экзаменов, которые хранятся в руководимом мною секретариате, и на которые я ссылаюсь. Руководствуясь этими документами, я отвечаю на запрос заинтересованного лица, заверяю его печатью секретариата в Вике двадцать шестого августа тысяча восемьсот тридцать девятого года. Отец Августин Альер. Секретарь. Печать.

Примечания

100.1. Епископ объявил истинную причину доктору Бресу: «Отец Фортунато, вскоре я собираюсь рукоположить Антонио, поскольку в нём есть нечто экстраординарное». Епископ Тортосы, пересказавший эти слова в 1870, говорил, что признание, высказанное доктором Коркуэрой в отношении молодых семинаристов, свидетельствовало о необычайном даре (F. Aguilar, «Vida», p. 414).

100.2. Это происходило двадцать первого. Церемония состоялась в церкви Святого Филиппа Нери. В этот же день Балмес был рукоположен в субдьяконы (F. Aguilar, o. c., p. 405).

100.3. Это происходило 17 мая по случаю вступления во владение церковными угодьями в семинарской церкви Святого Юстина.

101.1. Это произошло двадцатого числа в церкви Сретения Господня. Отец Вальер, наперсник Святого, говорит, что Кларету было явление, в котором он увидел в образе дьяконов Святого Стефана и Святого Викентия. По словам отца Бланка: «Мы склонны считать, что при рукоположении в дьяконы Кларет утвердился в мысли, что ему предначертано отдать все силы на борьбу с демонами и силами зла. Действительно, в молитве, которую он произносил в начале каждой миссии, и в которой сконцентрирован весь его дух, чувствуется связь с текстом Святого Павла (Еф 6, 12), который в книге «El Colegial Instruido» (II, c. 26) переводится следующим образом: «…наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных».

102.1. Фр. Хуан-Хосе Техада Саенс (1768-1838), мерцедарий в 1785, ставший профессором богословия в 1795, генеральный консультант в 1824, генеральный настоятель Ордена в 1827, епископ Солсоны с 1832 г. Отдал много сил на восстановление своего Ордена и епархии после войны за независимость и после революции 1835 года. Рукоположение происходило во дворце епископа.

104.1. После смерти Фернандо VII в 1833 снова разгорелась гражданская война между карлистами и либералами: эта война характерна религиозными преследованиями. Саллент пережил эти события относительно спокойно, поскольку стоял на стороне либералов.

104.2. Это был викарий капитула дон Лусиано Касадеваль (1785-1852). Авторитетная личность. Григорий XVI очень ценил его мнение (M. Genis y Aguilar, «El obispo Casadevall», Vich, 1896).

105.1. В заявлении, которое Кларет писал при вступлении в иезуиты, он описывал подробности своей учёбы: «…в течение трёх лет я изучал философию по учебнику Андреса Гевары …, в течение трёх лет в семинарии и одного года вне стен семинарии согласно разрешению я изучал Священное Богословие Святого Фомы. Следующие трактаты: «О Боге и Его сущности», «Об ангелах», «О поступках человеческих», «О законах», «О добродетелях», «О воплощении», «О состоянии души после смерти». Также изучал богословие морали в течение трёх лет на приватных занятиях по совету и с одобрения светлейшего генерального викария и руководства семинарии по научным трудам П. Ларраги и компендиуму Святого Альфонсо Лигуория» («Escritos…», p. 440).

ГЛАВА XIII. О ДВУХ ГОДАХ РАБОТЫ В КАЧЕСТВЕ ЗАМЕСТИТЕЛЯ НАСТОЯТЕЛЯ И ДВУХ ГОДАХ РАБОТЫ АДМИНИСТРАТОРОМ

106. Постоянно проживая при приходе Богородицы в Салленте, помимо учёбы я каждый день занимался пастырскими обязанностями. Вместе с настоятелем мы делили проповеди, чередуясь по воскресным дням во время адвента, великого поста, праздника Тела Христова и других основных праздников, во время которых мы проповедовали с амвона во время главной мессы; все остальные праздничные дни я занимался другими пастырскими обязанностями после занятий катехизисом.

Когда я проработал заместителем настоятеля в течение двух лет, церковное руководство назначило меня администратором, поскольку прежний настоятель уехал из политических соображений, и я остался в приходе один.

107. Распорядок моей жизни был следующим. Каждый год я занимался духовными упражнениями в течение десяти дней. Эту традицию я соблюдаю всегда, начиная с лет, проведённых в семинарии. Каждые восемь дней я исповедовался. Я постился по пятницам и субботам, а в течение трёх дней в неделю по понедельникам, средам и пятницам я занимался самобичеванием, а ещё три дня — вторник, четверг и субботу я носил власяницу.

108. Каждый день, выходя из дома, я размышлял в одиночестве, поскольку просыпался очень рано, а по вечерам — с моей сестрой Марией, сестрой-терциаркой, и стариком-слугой, поскольку мы были теми тремя, кто обитал в приходском доме. Также втроём мы читали Розарий.

109. Я проповедовал каждое воскресенье и в праздники как предписано Святым Вселенским Тридентским Собором,¹ с той лишь разницей, что все воскресенья адвента, великого поста и во время главных праздников я проповедовал во время мессы, а в остальные воскресные дни — по вечерам, после курса катехизиса, который я вёл каждое воскресенье без исключения.

Кроме занятий катехизисом в церкви я преподавал его все дни великого поста с двух до трёх дня для девочек в помещении церкви, а для мальчиков с шести до восьми вечера в доме священника.

110. Я всегда служил мессу очень рано, а затем отправлялся в исповедальню и не покидал её, пока приходили люди. Каждый день я обходил главные улицы Саллента и, особенно те улицы, где жили больные, которых я навещал каждый день, давая причастие тяжелобольным, вплоть до их смерти, либо выздоравливения.¹

111. Я никогда специально не ходил ни в гости, ни к родственникам, которых у меня в деревне было немало; всех я любил и всем служил одинаково, как бедным, так и богатым, как родным, так и посторонним, будь то соотечественники или чужестранцы, которых из-за войны было много. Днём, ночью, зимой и летом, я всегда с готовностью служил людям. Часто я отправлялся к людям, жившим в окрестностях. Работал, как мог, и люди отвечали мне благодарностью; пользовались моим служением. Народ всегда проявлял любовь ко мне, а, особенно, когда я выказывал желание уехать в зарубежные миссии, хотя получилось так, что я уехал в Рим, чтобы вступить в Конгрегацию «Propaganda Fide», о чём я расскажу во второй части.

112. О, мой Бог, сколь добр Ты был ко мне и сколь нежно Ты вёл меня по путям, предначертанным тобою! Работа в качестве приходского священника не была конечной целью моей жизни, я стремился оставить её и отправиться в качестве миссионера спасать души, хотя бы для этого мне пришлось переделать тысячу дел, или бы даже пришлось встретить смерть.¹

Примечания

108.1. Он имеет в виду сестёр — кармелиток Милосердия. Слугу звали Хайме, и ему было семьдесят лет. Дом был рассчитан на семь обитателей. Кларет отдал эти помещения для занятий с детьми катехизисом. От его сестры Марии нам известно, что Кларет спал два часа, хотя, из послушания, проводил шесть часов в кровати, на которой не было ничего, кроме соломенного тюфяка («Proces. Inform.», Vich, ses. 38).

109.1. Документы Вселенского Собора в Триденте (ses. 24, c. 4 y 7, De ref.).

110.1. Как Святой писал в заявлении при вступлении в Орден иезуитов, ему было приятно навещать больных, принимать исповеди и выступать перед народом, поскольку «проводя время за этими занятиями я не чувствую той усталости, которую испытываю все последние годы» («Escritos…», p. 441).

111.1. Секрет того, что он пользовался всеобщей любовью, становится понятным из обращения Кларета к одному приходскому священнику: «Чувствуешь особое внимание во всём, что говоришь и делаешь, глядя на своих прихожан, изливая им всю ту жажду которая есть в твоём духовном и земном теле, и насколько ощущаешь их усилия, когда усердствуешь об их поддержке. И это возвращается к тебе, когда они смотрят на тебя как на уважаемого отца и неустанного пастыря, настолько властвуешь над их сердцами, поскольку заслуживаешь их полного доверия. И, напротив, почувствуешь нечто совсем иное, если поведёшь себя по-другому. Поверь мне, я знаю это по собственному опыту» («Avisos a un sacerdote», Apéndice n. 12). Отец Павиа, генеральный настоятель Ордена иезуитов, знавший Кларета в те времена, заявлял следующее: «Несмотря на молодость, он вёл себя так, что благодаря проповедям, добрым советам и жизненному примеру он был близок к людям» (C. Fernández, «El Beato…», I, p. 102).

112.1. В «Толковании притчи о талантах» («Avisos a un sacerdote», Apéndice) Кларет показывает разницу в пастырском служении между миссионером и приходским священником. Оба получили талант священства, приходский священник вдобавок обладает талантом работы в приходе, а миссионер — четырьмя талантами целого мира. В одном из писем к кандидату в миссионеры, который сомневался в выборе между приходской работой и миссионерством, он пишет следующее: «Пойми, что суть миссионера есть нечто большее, чем быть приходским священником, или каноником, больше, чем… Опасности, грозящие последним, гораздо больше, а результаты гораздо меньше, чем у миссионеров» («Epistolario», carta 886).