В отличие от кн. Иеремии, кн. Иезекииля представляет собой стройное целое. В начале ее пророк рассказывает о том, как Бог призвал его к пророческому служению (1-3). Затем следуют четко разделенные 4 части: 1) гл. 4-24 содержат почти исключительно упреки и грозные предостережения израильтянам накануне осады Иерусалима; 2) гл. 25-32 - пророчества, предвещающие наказание языческим народам, их сообщникам и лазутчикам в среде израильтян; 3) в гл. 33-39 пророк утешает свой народ во время и после осады, обещая ему лучшее будущее; 4) в гл. 40-48 он предрекает политический и религиозный строй будущей общины в Палестине. Однако в этом логическом построении можно обнаружить некоторые погрешности. Имеется много повторений, напр., 3 17-21 = 33 7-9; 18 25-29 = 33 17-20 и т. д. Рассказ об одном видении прерывается другим (см напр 1 Л-3 15 и 2 1-3 9). Гл. 11 1-21 (описание грехов Иерусалима) представляет собой продолжение гл. 8. Даты, указанные в 26-33, отчасти нарушают хронологическую последовательность событий. Объясняется это вероятнее всего тем, что над книгой работали ученики, пользовавшиеся записями или воспоминаниями, которые они обрабатывали и дополняли; но не подлежит сомнению, что эти ученики верно воспроизвели мысли и, в общем, даже слова своего учителя, о чем свидетельствует единство формы и содержания книги. Редакционная работа особенно заметна в последних главах (40-48), содержание которых восходит тем не менее к самому Иезекиилю.
Перед нами вырисовывается великий образ пророка-священника. Его главная забота - храм, как первый храм, оскверненный нечистыми обрядами (8) и покидаемый славой Ягве (10), так и храм будущий, план которого он тщательно описывает (40-42) и в который Ягве возвращается (43). Иезекииль - строгий блюститель Закона: в его перечислении измен Израиля повторяется, как рефрен, (20) упрек в "осквернении субботы". Ему отвратительно все, что Закон объявляет нечистым (4 14; 44 7), и он тщательно отделяет священное от мирского (45 1-6; 48 9 сл).
Вопросы права или морали он разрешает как священник, и вследствие этого его учение носит несколько законнический характер. Мысли и выражения Иезекииля проникнуты духом Закона Святости (Лев 17-26). Таким образом, книга пророка включается в "священническую" традицию, подобно тому, как кн. его предшественника Иеремии принадлежит к традиции Второзакония. Однако ритуализм Иезекииля не помешал ему воплощать свои пророчества в необычных для представителя священнического сословия действиях; он прибегает к символическим действиям даже чаще других пророков. По повелению Божию он мимически представляет сцены осады Иерусалима (4 1-5 4), ухода изгнанников (12 1-7), остановку царя Вавилонского на перекрестке путей (21 19-20), объединение Иудеи с Израилем (37 17 сл). Он является знамением для Израиля (24 24) даже и в личных испытаниях (напр, смерть жены), которые Бог посылает ему, как прежде Осии, Исайи и Иеремии.
И наконец, Иезекииль - тайновидец. В его книге описаны только четыре видения, но они занимают в ней значительное место: 1-3; 8-11; 37; 40-48. В них открывается фантастический мир: четыре животных, несущих колесницу Ягве, культовый хоровод в храме со множеством зверей и идолов, равнина, усеянная костями, которые оживают по слову пророка, будущий храм - как бы начерченный по плану архитектора - с вытекающим из него чудесным потоком среди сказочного пейзажа. Сила воображения пророка проявляется и в нарисованных им аллегорических картинах, как напр, две сестры Огола и Оголива (23), затопление Тира (27), Фараон-крокодил (29 и 32), гигантское дерево (31), сошествие во ад (32). По контрасту с этой силой зрительного восприятия язык Иезекииля несколько однообразен и расплывчат. Однако его поэтическое образы грандиозны и рельефны, они отражают священный ужас перед божественной тайной, который испытал сам пророк.
Можно сказать, что Иезекииль пролагает новый путь. В центре его внимания не прошлое, а будущее избранного народа: на смену прежнего Союза-Завета придет Союз вечный, Завет мира (16 60; 37 26 сл), который будет установлен Богом не в награду за "возвращение" народа к Нему, а исключительно по Его милосердию и благоволению. Ответом на этот призыв благодати Божией должно быть искреннее раскаяние (1662-63). О Мессии пророк говорит немного, хотя и возвещает будущего Давида как "Пастыря" своего народа (34 23; 37 24) и как "Князя" (34 24). Будущий общественный строй народа Божия он представляет себе чисто теократическим (45 7 сл). Он идет дальше учения о коллективной ответственности и утверждает принцип индивидуального воздаяния (18 ср 33) уже здесь на земле. Такое решение богословской проблемы, которому нередко противоречит жизненный опыт, постепенно подготавливает умы к восприятию откровения о загробном воздаянии. Священник и ревнитель храма, Иезекииль порывает однако, вслед за Иеремией, с представлением, что местопребывание Бога на земле связано с местом совершения богослужения. Соединяя в своем лице священника и пророка, он выступает как представитель традиций, часто противополагавшихся друг другу: обряды имеют для него ценность, поскольку отражают религиозное чувство, с которым они совершаются. Иезекииль глубоко сознает необходимость внутреннего обновления: нужно испросить у Бога "новое сердце и новый дух" (18 31), и тогда Господь даст "иное", "новое" сердце и вложит в человека "новый дух" (11 19; 36 26). Такое понимание богооткровенной сущности религии и связанное с ним утверждение, что благоволение Божие предшествует раскаянию, приводит нас к учению о благодати, развитому апп Иоанном и Павлом. Трудно переоценить вклад Иезекииля в дело очищения религиозной жизни Израиля. Как и Иеремия, хотя и по-иному, он стоит у истоков высоко духовного течения, оросившего живой водой души ВЗ-ных праведников и влившегося затем в Новый Завет. Иисус Христос - Добрый Пастырь, возвещенный Иезекиилем, - положил начало поклонению в духе, которого пророк чаял.
В то же время Иезекииль является родоначальником и апокалиптического направления. Его грандиозные видения предваряют видения Даниила; его влияние сказывается и в величественных образах Откровения патмосского тайнозрителя Иоанна.